chertenka_13 | Год в Провансе. Питер Мейл.

Продолжаю читать про людей, сменивших страну обитания.
В этой книге опять переезжали англичане, но теперь во Францию, а точнее в Прованс. В книге описывается их первый год жизни на новом месте (и тут тоже не обошлось без обязательного ремонта и местных мастеров со своими особенностями и традициями). Книжка очень спокойная и «вкусная»: ничего особенного не происходит, просто обычные бытовые мелочи и заботы на новом месте, а также погружение в кухню этого региона.

Отметила прочтение книги бокалом белого вина и покупкой хлеба не фабричного производства (хочется в это верить).

«На обитателей Прованса погода влияет самым непосредственным и явным образом. По праву рождения они уверены, что каждый день обязан быть солнечным, и, если он таковым не оказывается, у них моментально портится настроение. Дождь они воспринимают как личное оскорбление и в кафе громко выражают друг другу соболезнования, скорбно качают головами, с отвращением обходят лужи и подозрительно поглядывают на небо, словно ожидают, что оттуда на них вот-вот опустится стая саранчи. А если случается что-нибудь похуже дождя – например, минусовая температура, - происходит и вовсе поразительная вещь: все население Прованса вдруг одновременно куда-то исчезает».

«Сначала прогулка действительно казалась вполне легкой, хотя узкие, жесткие седла причиняли определенные неудобства, и мы довольно скоро начали понимать, почему некоторые велосипедисты подкладывают под копчик сырой бифштекс».

«Как правильно заметил наш приятель-юрист, мужчины целуются с мужчинами. Они не только целуются, но и хлопают друг друга по спине, хватают за плечи, бьют по почкам и щиплют за щеки. Чем сильнее ваш знакомый провансалец радуется, увидев вас, тем больше у вас шансов заработать синяки в его объятиях.

При общении с женщинами риск получить травму не так велик, но зато в этом случае вы можете совершить непростительный промах, неправильно рассчитав количество поцелуев.

В те дни, когда я делал первые шаги в постижении всех этих светских премудростей, мне нередко случалось чмокнуть какую-нибудь знакомую даму в одну щеку и, уже выпрямившись, обнаружить, что она подставляет мне вторую. Только снобы целуются по одному разу, объяснили мне, ну, и еще чудаки, замороженные от рождения. Потом мне показалось, что я освоил правильный ритуал – троекратный поцелуй: левая щека – правая – опять левая. Я испробовал его на знакомой парижанке и снова ошибся. Только провинциалы целуются трижды, заявила она, цивилизованным людям вполне достаточно двух раз. На следующий день, повстречав жену соседа, я приложился к ее щекам дважды. «Нет, три раза», - потребовала она».

«Я не помнил, когда последний раз надевал носки. Мои часы уже давно лежали в ящике стола, а время более-менее точно определял по положению теней у нас во дворе. Я постоянно забывал, какое сегодня число и день недели – это уже не казалось мне важным. Постепенно я превращался в очень счастливый овощ, а связь с реальной жизнью осуществлял посредством нерегулярных телефонных разговоров с людьми, гробящими свою жизнь в далеких офисах. Они неизменно с тоской спрашивали, какая у нас погода, и расстраивались, услышав ответ. Все, что им оставалось, - это предупреждать меня, что от солнца тухнут мозги и бывает рак кожи. Я не спорил – возможно, они и были правы. Одно я знал точно: невзирая на протухшие мозги, новые морщины и опасность заработать рак, я никогда в жизни не чувствовал себя лучше».

«Жизнь во Франции превратила нас с женой в настоящих хлебоманов, и ежедневный процесс выбора и покупки выпечных изделий доставлял нам неизменное удовольствие. … Много лет мы считали хлеб более-менее стандартным и довольно скучным продуктом, а теперь словно открыли его заново.

Мы попробовали и плотные буханки из Люмьера, более плоские и тяжелые, чем обычный baguette, и boules с темно-коричневой корочкой и Кабрьера, большой, как расплющенный футбольный мяч. Мы узнали, какой хлеб может храниться день и больше, а какой черствеет через три часа; из какого получаются самые вкусные croutons (гренки), а какой лучше намазывать rouille (чесночный майонез с красным перцем) и макать в рыбную похлебку. Мы сначала удивлялись, а потом привыкли к тому, что шампанское выставляется на витрину вместе с пирожными или крошечными пирожками, которые пекутся каждое утро, а к полудню все оказываются проданными.

У большинства пекарен имелся свой фирменный знак, отличающий их изделия от стандартной продукции и супермаркетов: небольшое изменение обычной формы батона или лишняя хрустящая завитушка, особый орнамент на корочке внизу – так пекари-художники подписывали свои произведения. Скоро мы совершенно забыли, что существует нарезанный, упакованный, испеченный машиной хлеб».

«Когда мы жили в Англии, оливковое масло считалось почти что предметом роскоши и шло только на заправку салатов и приготовление домашнего майонеза. В Провансе мы покупали его пятилитровыми бидонами и использовали постоянно: на нем жарили, в нем мариновали козий сыр и красные перцы и хранили трюфели. Мы макали в него хлеб, поливали им зеленые листья салата и даже использовали его для профилактики похмелья. Мы пропитались оливковым маслом, будто губки, и постепенно научились разбираться в сортах и оттенках вкуса. Мы стали капризными и придирчивыми и никогда больше не покупали масло в магазинах, а только на фабрике, непосредственно у производителя».

«Вдоль стен на деревянных поддонах стояли ящики с вином, а рядом с потрескавшейся раковиной уютно мурлыкал старенький холодильник.

Дядюшка Эдуард тщательно протирал стаканы, подносил каждый к свету, несколько секунд любовался на него и только потом ставил на стол. Так он выстроил в ряд семь стаканов, а за ними такой же ровной шеренгой – семь бутылок, каждая из которых удостоилась нескольких добрых слов.

- Это белое месье уже известно, так? Очень славное молодое вино. Обратите внимание на это розовое - оно совсем не похоже на ту жидкую водичку, что подают на Лазурном берегу. В нем тринадцать градусов – то настоящее вино. А вот это красное совсем легкое, можно спокойно выпить и идти играть в теннис. А это, наоборот, вино для зимних холодов, и оно может храниться десять лет и больше. А еще…»